Бидермейер нельзя считать стилем, хотя иногда его называют «демократической ветвью ампира»). Он проявился в первую очередь в живописи, скульптуре, декоративно-прикладном искусстве, а также в убранстве интерьера, тесно с ними связанном. Он отразил вкусовые устремления нового социального класса—буржуазии, а точнее—немецкого бюргерства, поскольку родиной бидермейера была Германия. В век эклектики он стал первым «неостилем», возникнув как своеобразное детище ампира и романтизма. При этом от первого он взял принципы построения и лаконизм, отбросив чопорность, помпезность и холодность; а от второго, романтизма, —налёт сентиментальности в эстетизации пусть незначительных, но характерных для мировоззрения буржуа второй трети XIX столетия явлений.

Первый «неостиль» возник в Германии и Австрии в 1810-1840-е годы и быстро распространился по всей Европе. Впрочем, в разных странах он «прижился» по-разному—например, в Скандинавии проявился значительно ярче, чем в Италии или Франции. Сам термин (от нем.—«бравый господин Мейер») возник как игра слов, как ироничное прозвище.
Бидермейер отразил практицизм буржуазного века. Элементы бюргерских вкусов начинают проникать во дворцы монархов и гостиные аристократии. Будучи порождением эклектики, бидермейер не стремился создавать новые стилевые формы. Он обращался к хорошо апробированным приметам позднего классицизма, которые отвечали представлениям нового класса о добротности, практичности и комфортабельности существования. На вооружение были взяты формы английского классицизма эпохи регентства (то есть 1880-1820-х годов)—времени правления молодого Георга, принявшего регентство на время болезни отца, а также позднего немецкого и австрийского классицизма—«стиля Цопф» (нем. Stil Zopf— стиль «Косички»), приходившегося на 80-90-е годы XVIII века. Бидермейер был стилем городской жизни. Именно в это время появились железные дороги, омнибусы, общественные клубы, читальни, музеи. Усадебный быт уходил в прошлое, сменяясь эпохой строительства городского дома по типовому проекту или арендой квартиры. Жизнь в новых условиях предполагала большую простоту и практичность, а также выраженную адресность, ориентированность на конкретного человека.
На смену усложнённости и умозрительности приходит тяга к простоте и естественности, выявлению практических качеств материалов. Сводчатые потолки; светлые обои (чаще всего с растительным орнаментом); воздушные муслиновые занавески; светлых тонов простая и удобная мебель с обивкой из ситца «в цветочек» или из репса «в полоску»; круглые столы, покрытые вышитыми скатертями; белая круглая печь в углу комнаты; спинет (небольшой клавесин); расставленные на широких подоконниках или специальных подставках комнатные растения; развешанные по стенам акварели, гравюры и вошедшие в моду «силуэты» (их создавали сами хозяева дома)— всё это рождает чувство наивной радости, умиротворённости, уюта. Венцом практицизма и бережливости буржуа стало появление так называемой «чистой комнаты» («gute Stube»)—помещения для приёма гостей, обставленного с особой заботой. В упорядоченности и опрятности комнаты проявляется несколько провинциальное подражание аристократическим салонам. Здесь собираются в часы совместного досуга члены семьи, хранятся семейные реликвии, памятные сувениры. 
Идиллию семейного уюта в «чистой комнате» дополняют живописные произведения. Бидермейер внёс существенные изменения в живопись и скульптуру, принципиально иной стала декоративность предметов. Теперь уже не в ходу стилизация «под античность», в тематике и сюжетах присутствует бытовой (жанровый) момент, созвучный бюргерским вкусам. В скульптуре это, чаще всего, более дешёвые бюсты или фигурки из бисквита (необожжённого неглазурованного фарфора). 
Живопись тоже пришла в соответствие с новыми вкусами. Распространились семейные портреты, на которых члены семьи изображались за музицированием, чтением, игрой в карты, вязанием, тихой беседой. В моду вошли портреты на фоне окна, на которым виднелся уголок улицы, доходный дом торговца, хозяйственный двор, крошечный садик. И всё, включая портретируемого, казалось замкнутым в этом маленьком, уютном, отгороженном от суеты пространстве. 
В целом живописное убранство интерьера было пропитано всё той же «домашностью» и искренностью. Уютная заботливость чувствовалась и в дизайне мебели. Творческая мысль мебельщиков бидермейера апеллирует к формам английских мастеров Т. Шератона и Дж. Хеплуайта—в Европе 1770—1790-х годов альбомы их рисунков были очень популярны. В кон¬це XVIII века именно эта мебель считалась особенно модной. Её функциональность прекрасно соотносилась с представлениями о «бытовой вещи», сложившимися в эпоху бидермейера.
Новые мастера стремились к конструктивности форм, целесообразности членения поверхностей, использовали небольшой набор декоративных украшений (в основном латунные ручки дверок, ящиков и щитки замочных скважин), как это делал Томас Шератон. В элегантности лёгкого изгиба ножек стульев и кресел, в их спинках (ажурных или мягких) в виде «щитов» чувствуется влияние фантазии Хеплуайта. Из его образцов заимствуются спинки в форме переплетённых стрельчатых арок, накладки в виде расходящихся веером пальмовых листьев, а также диваны, представляющие собой комбинацию из нескольких кресел, обтянутых полосатым репсом. 
Мастера бидермейера ценили в первую очередь всё целесообразное, критерий красоты отходит теперь как бы на второй план. Очень распространённые в это время комоды почти полностью лишены декора. Только слегка изогнутые линии поверхностей смягчают тяжеловесность их корпуса. Книжные шкафы или большие шкафы-буфеты делаются двухстворчатыми и состоят словно бы из двух ярусов (нижний ярус образуют ящички). Профилировка деталей становится почти совсем плоской. Дверцы иногда украшаются инкрустацией в виде расходящихся веером пальмовых листьев, вписанных в овальные филёнки. Сохраняется в декоре и тонкочеканная бронза деталей фурнитуры. Бронзой же иногда подчёркивают резные рамки низкого рельефа в оформле¬нии дверок и ящичков. Вслед за английскими мебельщиками столяры бидермейера увлекались конструированием комбинированной мебели— обеденных столов (чаще всего круглых) с раздвижными ножками или откидной столешницей, небольших по размерам письменных столов, бюро или секретеров (круглых или четырёхугольных) с разнообразным внутренним оформлением и системами ящичков. 
Существовали также специальные курительные, карточные, цветочные, вязальные столики, небольшие по размерам столики-подставки под навесными зеркалами, родственные консолям. Все они были просты по формам и скромны в декоре, редко украшались инкрустацией. Кресла, стулья и диваны имели плавно изогнутые локотники. Обивка из ситца или репса закреплялась светлыми фарфоровыми гвоздиками. Иногда локотники выполнялись в виде грифонов, лебедей, рога изобилия. Главным критерием в их изготовлении были удобство и прочность. Во всех видах мебели в первую очередь ценились благородство естественного материала и красота форм. Использовались в основном светлые породы дерева—черешня, клён, груша, тополь, орех, ясень, реже— красное дерево. 
Совсем редко мастера прибегали к инкрустации, вставки подобного рода назывались «филе». В сентиментальной атмосфере бюргерского быта в предметах ценилась затейливость. Например, из первых букв названий цветов, изображённых на фарфоровом блюде или тарелке, можно было составить имя или какое-нибудь слово. Подобные предметы почитались и хранились в «чистой комнате». С фарфором Вены и Мейсена успешно конкурировали более дешёвые изделия из богемского фарфора и продукция развивающейся фаянсовой промышленности. 
Как и в эпоху рококо, в моде были изделия в восточном стиле, на которых по красному лаковому фону наносились позолота и рисунок. И всё же в целом интерьер бидермейера был трезв и графичен, подобно изобразительному искусству того времени. Точность и продуманность отбора предметов, неприятие усложнённости и стилизации придавали ему неповторимый колорит. Этот «малый» бюргерский стиль очень тонко передавал прозаизм и трезвость наступившего века.

Ирина Першина©